Я – мама особого ребенка с аутизмом и тяжелыми речевыми нарушениями.

Я совсем не планировала быть логопедом-дефектологом. По первому образованию я инженер-электрик. И мне это нравилось.

Даша – моя вторая дочь. Старшая дочь и младший сын, как говорят, «нормотипичные».

Осознание проблемы пришло далеко не сразу. В два года многие странности ее поведения списывались на особенности взрослых родственников.

Например: «Мама тоже поздно пошла, а папин дедушка поздно заговорил».
Даже педиатры говорили: «Дождитесь трех лет, там и заговорит».

Дождались. Не заговорила.

Начали поиски специалистов: неврологов, психиатров, логопедов.

И как-то так оказалось, что трудно найти человека, которому ты готова доверить себя и своего ребенка, чтобы понятно, терпеливо, без осуждения разъяснил ситуацию.

В моем случае это оказались разные люди, поддержавшие меня на разных этапах принятия и осмысления ситуации. И я им всем благодарна за участие, поддержку, полученные знания и опыт.

Невролог и психиатр помогли констатировать проблему.
«Да, проблема есть».
«Да, решение может быть медикаментозным и немедикаментозным».
«Да, развитие ребенка будет не таким, как вы ожидаете».
«Каким будет развитие ребенка? Будем смотреть и корректировать по ходу процесса».

С логопедами оказалась настоящая беда. Они умели работать с детьми с минимальными, я бы даже сказала, косметическими, с моей точки зрения проблемами: постановкой звуков, общим развитием речи. С детьми, которые улыбались при первой встрече или плакали, но однозначно с любопытством реагировали на присутствие рядом другого, нового, незнакомого человека. Эти дети отзывались на свое имя и реагировали на улыбку логопеда, тем самым давая ему возможность наладить контакт и расположить даже расстроенного ребенка к себе.

У дочери же многих звуков не было, но был «птичий язык». На вопрос «Сколько слов она говорит?» я даже не могла ответить корректно. С одной стороны, за 4 года своей жизни она четко произнесла слов 20, но только один раз каждое.

Поведение тоже оставляло желать лучшего. Часто складывалось ощущение, что она не слышит, хотя обследования показали прекрасный слух. Она не смотрела в глаза, не отзывалась на имя. Про какие-либо повреждения мозга достоверно узнать не удалось, поскольку она не давала надеть на себя «шапочку» прибора и так орала всю процедуру, что ничего внятного расшифровка не дала.

После нескольких кругов поиска специалиста, который бы занялся проблемой речи у моего ребенка, у меня появилось стойкое ощущение, что нужны навыки, позволяющие как бы подготовить моего ребенка к работе с обычным логопедом, обычным тренером, обычным воспитателем.

Знаний по этой теме катастрофически не хватало. И тогда я получила образование логопеда-дефектолога.

Второе образование помогло мне увидеть проблему не только с точки зрения родителя, но и с позиции специалиста. Стало понятнее, что конкретно можно сделать в работе с детьми, подобными моей дочери, для решения поставленной задачи.

Как известно, к одной и той же цели можно идти разными путями. Жизнь показывает, что неважно, длинный или короткий выбран путь, главное – не стоять на месте.

В своей коррекционной работе из всех возможных вариантов как базовые я выбрала два направления:

• Адаптивная нейропедагогика - блок знаний и методик, который работает с базовым представлением человека о себе через его тело.

Представьте, что вы 3-5 дней в неделю по 15-20 минут планомерно по определенным алгоритмам обнимаете, гладите, постукиваете, растягиваете, кружите, проминаете и покачиваете ребенка, а в результате он становится спокойнее, приветливее, послушнее, общительнее. У него улучшаются координация, концентрация внимания, обучаемость. Теперь кроме вас еще и ваши родные находят с ним контакт. Они тоже замечают эти изменения в лучшую сторону, что значительно облегчает отношения в семье.

• Логопедическое пение. Здесь я опираюсь на курс лекций «Методы формирования языковой системы у неговорящих детей» (МФЯС), разработанный Новиковой-Иванцовой Тамарой Никифоровной, заслуженным учителем России (2018).

Методика комплексно работает с артикуляцией, ритмом, звуком в случаях глубокого поражения зон мозга, отвечающих за соответствующие функции. Тут важно то, что на самом деле для этого метода не важна точная диагностика, важно делать, и он дает положительную динамику. Особенно подкупило то, что в особо сложных случаях работа начинается лежа.

Мы тоже начали свое логопедическое пение с лежачего положения, затем сидели на полу, она у меня на коленях, лицом ко мне, а потом ребенок смог сесть за обычный столик и начать логопедическую работу в обычном формате.

Благодаря этим занятиям теперь с моим ребенком занимаются:
- обычный учитель пения;
- обычный тренер по плаванию;
- обычный тренер по верховой езде.

Даша умеет читать, писать прописными буквами, считать.

У Даши есть обязанности по дому, как у обычного ребенка: убрать за собой постель, одежду, накрыть и убрать со стола, разложить чистые вещи по местам и другие.

У нее есть обычные увлечения: лепка, пазлы, много рисования, много музыки из любимых мультфильмов, простые игры один на один типа лото, домино, мемори, «ходилки».

Давайте попробуем вместе!